ЧАСТЬ 2
Коллекция альбомов, принадлежащая моим родителям, была безупречной. Они слушали все: от Бетховена до Led Zeppelin и я продолжал искать неизданные записи для их библиотеки, когда был подростком. Каждый день я узнавал новых артистов, потому что родители постоянно водили меня на концерты, и, к тому же мама часто брала меня с собой на работу. С раннего возраста я открыл для себя изнанку развлечений: я видел изнутри многие записывающие студии и репетиционные базы также хорошо, как телевизор или кинотеатр. Я видел многие записывающие и репетиционные сессии Джонни Митчелла; также я видел как Флип Уилсон (комик, который был очень известен ранее, но сейчас его забыли) записывал свое телешоу. Я видел австралийскую поп-певицу Хелен Редди (Helen Reddy) на репетициях и на выступлениях, а еще когда Линда Ронстардт (Linda Ronstadt) играла в The Troubador (клуб в Лос-Анджелесе). Мама также брала меня с собой, когда она шила одежду для Билла Косби (Bill Cosby) и сделала для его жены несколько вещей; я помню, как ходил с ней смотреть на Pointer Sisters. Все это было направлением ее карьеры, но когда мы жили в квартире на Doheny, ее бизнес серьезно пошатнулся: Карл Симон (Carly Simon) приходил домой, так же соул-певица Минна Риппертон(Minne Ripperton). Я встречал Стиви Уандера (Steve Wonder) и Дайну Росс (Diana Ross). Мама рассказывала мне, что еще я виделся с Джоном Ленноном, но, к сожалению, я этого не помню. Я вспоминаю встречу с Ринго Старом: мама разрабатывала дизайн для одежды Parliament-Funkadelic, в которую был одет Ринго на обложке его альбома Goodnight Vienna 1974. Это была одежда с завышенной талией, металлического серого цвета с белой звездой на середине груди.
Каждый визит за кулисы во время работы моей мамы оказывал на меня странное магическое действие. У меня не было мыслей по поводу продолжения, но я был очарован устройствами с другой стороны представлений и это очарование продолжается до сих пор. Кулисы, забитые инструментами в ожидании группы, впечатлили меня. Вид гитары до сих пор заводит меня. Это нечто необъяснимое в обоих из них: они дают игрокам возможность выйти за пределы реальности.
Мой брат, Альбион (Albionn), родился в декабре 1972. Это изменило бурную жизнь моей семьи на более спокойную, обыденную; внезапно среди нас появилось новое лицо. Круто иметь младшего брата, и я был рад быть его нянькой: мне нравилось, когда мои родители просили меня приглядеть за ним.
Но это продолжалось недолго, до того момента, когда я заметил серьезные изменения нашей семье. Мои родители были уже не такими, как когда-то и все чаще находились по одиночке. Я думаю, что все изменилось к худшему, когда мы переехали в квартиру на Doheny Drive и бизнес моей мамы стал более успешным. Наш адрес был 710 North Doheny, между прочим, сейчас там в декабре продают рождественские елки. Также могу упомянуть о том, что нашим ближайшим соседом был оригинальный человек, называющий себя Черным Элвисом (Black Elvis), которого можно встретить на тусовках в Лас-Вегасе — если кому-нибудь это интересно.
Сейчас, став старше, я смог понять те спорные вопросы, которые возникали во взаимоотношениях моих родителей. Моему папе никогда не нравилось то, насколько моя мама была близка со своей мамой. Ее финансовая помощь нашей семье била по его гордости. Его пьянство не меняло положение дел: мой отец любил много выпить. Он был обычным пьяницей: он никогда не буйствовал, потому что он понимал, что это было бы слишком брутально, но у него никогда не было хорошего настроения после выпивки. Когда он напивался, он мог бы наговорить кому-нибудь лишнего по поводу расходов. И нет нужды говорить, что он сжег много мостов на этом пути.
Мне было всего восемь, но мне пришлось узнать, что что-то идет не так. Мои родители всегда обращались друг к другу только с уважением, но за месяц до развода они совершенно избегали друг друга. Моя мама частенько не ночевала дома, и мой отец проводил эти ночи на кухне, хмурый и одинокий, пил красное вино и слушал фортепианные композиции Эрика Сати (Eric Satie). Когда моя мама была дома, мы с отцом отправлялись на долгие прогулки.
Он гулял везде, в Англии и Лос-Анджелесе. В Лос-Анджелесе до времен Чарльза Мэнсона (Charles Manson) — перед тем, как семья Мэнсонов убилa Шэрон Тейт (Sharon Tate) и ее друзей — мы также путешествовали автостопом. Лос-Анджелес был непорочным до этого события, те убийства обозначили конец мечтательному идеалу шестидесятых — эпохе Хиппи (Frower Power).
Мои детские воспоминания о Тони являются кинематографическими; все дни мы искали правду его позиций. Во время одной из таких прогулок, которую мы закончили в Fatburger (фаст-фудовское кафе), он сказал мне, что он и мама развелись. Я был опустошен; единственное постоянство, которое я когда-либо знал, было разрушено. Я не задавал вопросов, я просто уставился на свой гамбургер. Потом, когда моя мама решила мне объяснить ситуацию, она обратила моё внимание на материальные привилегиях: У меня было бы два дома, чтобы жить в них. Я думал об этом некоторое время, и принял решение, звучавшее как ложь; я кивал в то время, пока она говорила, но я перестал слушать.
Развод моих родителей был мирный и какой-то не ловкий, потому что они не разошлись окончательно до последних лет. Они часто жили на близкой дистанции друг от друга и общались в том же самом круге друзей. Когда они разошлись, моему брату было всего два года, по понятным причинам они решили, что будет лучше, если о нём будет заботиться его мама, но оставили за мной выбор между ними двумя, и я выбрал жить с моей мамой. Мама помогала нам, как могла, она уезжала, если этого требовала её работа. Из-за этого, мой брат и я, таскались между маминым домом и бабушкиным. Дом моих родителей всегда был оживленным, интересным и нетрадиционным — но он всегда был крепким.
Однажды их узы были разбиты, но всё же, эта неизбежная перемена стала для меня нормальной.
Этот разрыв был очень тяжёлым для моего отца, и я почти не видел его в то время. Этот разрыв был тяжёлым для всех нас; но, в конце концов, это стало для меня реальностью, однажды я увидел мою маму в компании другого мужчины. Этот мужчина был Дэвид Боуи.
В 1975 моя мама начала работать с Дэвидом Боуи, в то время он записывал Station to Station; она придумывала ему одежду со времён Young Americans. И когда его пригласили для участия в съемках фильма «Инопланетянин» («The Man Who Fell to Earth») , моя мама была нанята костюмером фильма, который снимали в Нью Мексико. В процессе съемок у неё и Боуи начался малозначимый роман. Оглядываясь на это сейчас, это не было чем-то большим, чем просто договор, но в то время, это было выглядело как чужая земля на твоём заднем дворе.
После того, как мои родители развелись, моя мама, мой брат, и я переехали в дом на Rangely Drive. Это был очень крутой дом: стены в зале были, как голубое небо и они были раскрашены облаками. Там было пианино, и коллекция записей моей мамы занимала почти все свободные стены. Там было мило и уютно, Боуи часто приходил, вместе со своей женой, Энджи (Angie), и их двухгодовалым сыном Зоуи (Zowie). Семидесятые были уникальны: казалось для Боуи совершенно нормально придти с женой и сыном в дом его любовницы, и нам всем приходилось уживаться. В то время моя мама практиковала те же самые заумные размышления Боуи. Они распевали монотонные песни перед алтарём, который стоял у нее в спальне.
Я принял Боуи, когда узнал его поближе, потому что он хитрый, смешной и безумно творческий. Мои впечатления о нём, негласно обогатили мои впечатления о нём на сцене. Я ходил с мамой посмотреть на него в Лос-Анджелесский Форум (L.A. Forum) в 1975, и, с тех пор прошло много времени, но в момент, когда он вышел на сцену, в своём образе, я был очарован. Его концерт был абсолютным перфомансом. Я видел знакомые черты этого парня, преувеличенные до крайности. Он покорил вершину рока именно поэтому: быть рок звездой, это значит стоять на перекрёстке того, кто ты, и кем ты хочешь быть.