случиться здесь могло всё что угодно. Принимая во внимание, что студия находилась за Восточным Голливудом (East Hollywood), то случиться могло действительно всё что угодно, и это не привлекло бы внимания властей. В здании располагались три студии, и их владельцы каждый уикенд устраивали безумные вечеринки, на которых творилось чёрт знает что[1].
За тот непродолжительный период, пока Эксл жил со мной и моей семьёй, мы с ним стали хорошими друзьями. Случилось это не потому, что мы были родственными душами (soul mates) и всё такое: в то время у Эксла просто не было собственного дома, поэтому он просто ночевал (crash) там, где придётся. Когда он жил с нами, он, бывало, спал весь день в моей подземной комнате в окружении моих змей и кошек, пока я был на работе. Когда я приходил домой, я, бывало, будил его, и мы отправлялись с ним на репетицию.
Всё же (all the same), я многое узнал об Эксле за то время. Мы разговаривали о музыке и всё том, что считали крутым (зд. great). Мы, бывало, прослушивали какую-нибудь песню, а затем «препарировали» (dissect) её. Было очевидно, что у нас с ним много общего, говоря о наших музыкальных вкусах. Мы оба восхищались всеми теми группами, которые оказали на меня влияние.
Экслу было интересно говорить также о жизни, как о своей, так и о жизни вообще. Я мало что мог сказать, но я всегда был благодарным слушателем (good listener). Поэтому он рассказывал мне о своей семье и об испытаниях, которые ему пришлось выдержать в Индиане, — да это находилось за полмира от самого дальнего места, которое я только мог вспомнить! Тогда Эксл меня поразил так же, как всегда поражал людей: кто бы что ни сказал о нём, Эксл Роуз был честен до жестокости. Его видение событий может быть, мягко говоря, странным (singular), но правда заключается в том, что он верит в то, что говорит, и верит искренне, чем кто-либо другой, кого я только знаю.
Пусть это не шокирует, но жить с Экслом под одной крышей не всегда было лёгким плаванием[2]. Как я и говорил, моя комната находилась поодаль от гостиной — в двух лестничных пролётах ниже, под гаражом. Большую часть времени, когда меня не было дома, Эксл был предоставлен самому себе, но однажды утром после того, как я ушёл на работу, Эксл, очевидно, выбрался из моей комнаты наверх и развалился на диване в гостиной. В других домах то, что произошло, возможно, и не было бы таким большим делом, но в нашем было. Моя бабушка Ола-старшая была нашей домоправительницей (matriarch), а тот диван — её троном, на котором она в обеденные часы смотрела свои любимые телешоу. Когда она пришла домой, как раз чтобы насладиться её ежедневной телепрограммой, и нашла на диване развалившегося Эксла, Ола-старшая вежливо попросила его подняться. Своим милым, мягким голосом пожилой леди она попросила ео спуститься вниз в мою комнату, где бы Эксл смог спать сколько ему влезет. По какой-то причине это не сработало. Из того, что я понял, Эксл сказал моей бабушке валить на хрен, а затем стремительно бросился вниз (stormed downstairs) в мою комнату. По крайней мере, так рассказала мне моя мама.
Когда я пришёл с работы, мама отвела меня в сторону и так же спокойно, какой она была и сама, сказала, что если Эксл хочет и дальше оставаться под её крышей хотя бы ещё один день, ему нужно извиниться перед её матерью и пообещать никогда не вести себя подобным образом. Это было моей обязанностью заставить Эксла извиниться, что в то время не казалось мне такой большой проблемой.
Моя мама часто давала мне свой зелёный «Датсун-510», и когда мы с Экслом тем же вечером отправились на нём на репетицию, я объяснил ему наименее обидными словами (зд. least confrontational way), что ему, возможно, следует извиниться перед Олой-старшей за то, что послал её на хрен. Я был знаком с Экслом непродолжительное время, но уже достаточно хорошо изучил его, чтобы понять, что он был чувствительным, склонным к самоанализу (зд. retrospective) человеком, у которого часто бывали сильные перепады настроения (serious (extreme) mood swings), поэтому я подбирал слова очень осторожно и представил проблему в неосуждающем, объективном свете. Пока я говорил, Эксл глазел в окно, а потом принялся раскачиваться взад и вперёд в пассажирском кресле. Мы ехали по бульвару Санта-Моника, когда Эксл внезапно открыл дверцу и выпрыгнул, не сказав ни слова. Он запнулся, неловко подпрыгнул и окончил свой прыжок на тротуаре, даже не упав. Затем
[1] Дословно balls to the wall, 1) самый полный ход, на максимальной скорости; 2) на всю катушку, очертя голову. Изначально в военной авиации буквально означало подать ручку газа от себя до упора, тем самым выжав полный газ.
[2] Дословно smooth (plain) sailing, простое, лёгкое дело, пустяки; проще простого. Означает плавание по локсодромии; локсодромия — линия, пересекающая все меридианы под одним и тем же углом. Судно, идущее всё время по одному курсу, идёт по локсодромии. Это плавание не представляет большой трудности.