Глава 2.
ЧАСТЬ 1
Никто не знает, когда земля уйдет из-под ног; все изменения в жизни обычно не объявляют о себе. В то время как инстинкт и интуиция могут предупредить тебя, они могут немного подготовить тебя к щелчку судьбы по твоему носу. Гнев, смятение, печаль, и разочарование нарастают в тебе как снежный ком. Требуются годы для охлаждения эмоций, в то время как ты прилагаешь все усилия, чтобы видеть сквозь ураган.
Развод моих родителей было примером приемлемого расставания. Не было никаких ссор или безобразного поведения, никаких адвокатов и никаких судов, и все же мне потребовалось время, чтобы смириться с этим. Я потерял часть себя и должен был прийти к соглашению с самим собой. Я многому научился, но те занятия не помогли мне позже, когда еще одна семья в моей жизни распадалась. Я видел признаки распада Guns N’ Roses . Но даже мой уход из группы в тот момент не спас меня от той самой снежной бури чувств, точно также было трудно снова искать свой путь к самому себе.
Когда мои родители разошлись, я внезапно изменился. Внутри я был все еще послушным ребенком, но внешне я стал проблемным подростком. Выражение моих эмоций до сих пор является одной из моих слабостей, и мои чувства, когда бросая вызов словам, я решительно доводил свои намерения до конца, стали чем — то вроде дисциплинарной проблемы в школе.
Обещание моих родителей двойного местожительства, которое не изменило бы по сути ничего, не было сдержано ими. Я едва видел своего папу в течение первого года или по отдельности их, и когда это случалось, было впечатляюще и непонятно. Я уже говорил, он тяжело переносил развод, и видеть его таким было нелегко для меня; некоторое время он не мог работать вообще. Он жил скромно и тусовался у своих друзей художников. Иногда я навещал его, в то время как он и друзья зависали, пили много красного вина, и обсуждали искусство и литературу, беседа, обычно заканчивающаяся темой Пикассо (Picasso), любимого художника моего папы. Папа и я могли пойти искать приключения, или в библиотеку или в художественный музей, где мы были предоставлены сами себе.
Моя мать бывала дома меньше чем когда-либо; она постоянно работала, часто отсутствовала, чтобы содержать моего брата и меня. Мы проводили много времени с моей бабушкой по маминой линии, которая всегда была нашим ангелом хранителем, когда мама не могла сводить концы с концами. Мы также проводили время с моей тетей и кузенами, которые жили в огромном Южном Центре Лос-Анджелеса (South Central L.A). Их дом был сумасшедшим, заполнен энергией большого количества детей. Наши визиты туда обеспечили некоторую регулярность в наш семейный образ. Но, принимая все во внимание, у меня было много свободного времени, и я использовал его в своих интересах.
В двенадцать лет я был почти взрослым. У меня был секс, я пил, я курил сигареты, я принимал наркотики, крал, я был выгнан из школы, и, если бы мой несовершеннолетний возраст, я мог не раз бы сесть в тюрьму. Я играл роли, делая свою жизнь такой же интенсивной и непостоянной, что соответствовало моему внутреннему состоянию. Черта, которая по-настоящему мне присуща была в тот период: интенсивность, с которой я преследовал свои интересы. Моя главная страсть, к моменту, когда мне исполнилось двенадцать, изменилась от рисования до велосипедного мотокросса.
В 1977 велосипедные гонки были самым новым экстремальным видом спорта, следовавшим за серфингом и повальным увлечением катанием на скейте в конце шестидесятых. Уже было несколько ярких звезд, таких как Стью Томпсон (Stu Thompson) и Скотт Брайтхаупт (Scott Breithaupt); несколько журналов, таких как Bicycle Motocross Action и American Freestyler, и множество полупрофессиональных и профессиональных соревнований. Моя бабушка купила меня велосипед Webco, и я был покорен. Я начал выигрывать гонки и про меня напечатали в нескольких журналах как о многообещающем наезднике в возрастной категории 13-14 лет. Мне нравилось все это; я был готов для профессиональных гонок, как только найду спонсора, но кое-чего не хватало. Мои чувства были мне недостаточно ясны, чтобы выразить насколько велогонки не удовлетворяли мои потребности. Я понял это только несколько лет спустя.
После школы я болтался в веломагазинах и стал членом велокоманды магазина под названием Spokes and Stuff , где я начал тусоваться в компании более взрослых друзей, некоторые из которых работали в Schwinn в Санта-Монике. Около десяти человек кружили каждую ночь по Голливудским холмам, и двое из них — они были братьями — пришли из неблагополучной семьи. Мы нашли друг с другом общий язык: наше время, проведенное вместе, было единственными регулярными товарищескими отношениями, на которые мог рассчитывать любой из нас.
Мы могли встречаться каждый день в Голливуде и катались на велосипедах по улицам от Калвер Сити (Culver City) до Ла Бри Ти Питс (La Brea Tar Pits). Мы прыгали с любой наклонной поверхности, которую только могли найти, и неважно, полночь или час пик, нам было наплевать на прохожих. Мы были только задиристыми подростками на двадцатидюймовых велосипедах, но умноженных на десять, стайкой проносящейся по тротуару с бешеной скорости, мы были силой, с которой придется считаться. Мы вскакивали на автобусную скамью, иногда даже в тот момент, когда какой-нибудь несчастный незнакомец сидел там, мы прыгали через пожарные насосы, и мы постоянно соперничали, пытаясь превзойти друг друга. Мы были разочарованными подростками, которые пытаются управлять трудными периодами своей жизни, и мы вели себя как прыгающие Банни (кролики) на тротуарах Лос-Анджелеса
У нас был трек для мотоциклетных гонок в Вэлли (Valley), в молодежном центре в Резеде (Reseda) . Это было примерно в пятнадцати милях от Голливуда, и является амбициозной целью для велосипедистов BMX. Мы обычно прицеплялись к бамперам на Бульваре Лавр Каньон (Laurel Canyon Boulevard), чтобы побыстрее добраться до места. Все это фигня, скажу я вам, проезжающие мимо автомобили мы рассматривали как лыжный подъемник: мы ждали на обочине, затем один за другим мы цеплялись за автомобиль и въезжали с его помощью на холм. Балансирование на велосипеде, даже одному с низким центром тяжести, одновременно держась за автомобиль, едущий со скоростью тридцать или сорок миль в час, было волнующим, но сложным заданием даже на ровной поверхности; не говоря уж о попытках удержать равновесие на серпантинах Каньон Лавра. Я до сих пор удивляюсь, как мы не погибли тогда. Больше всего меня поражает воспоминание о той поездке, вверх и вниз по холму, как правило, без тормозов. Я так понимаю, что будучи самым молодым, каждой поездкой я хотел кое-что доказать своим друзьям: судя по их лицам после некоторых из моих трюков, я имел успех. Хоть они были всего лишь подростками, но моих друзей трудно было чем-то удивить.
Честно говоря, мы были небольшой бригадой. Одним из них был Дэнни Маккрекен (Danny McCracken). Ему было шестнадцать; сильный, серьезный, молчаливый тип, все инстинктивно понимали, что с ним лучше не связываться. Однажды ночью Дэнни и я украли велосипед с изогнутым рулем и в момент своего неспешного прыжка кроликом (bunny-hopped) он сломал руль, насмешив нас всех, споткнулся и упал, разрезав запястье. Я видел, что случилось, и наблюдал за этим будто в замедленной съемке, в тот момент как брызги крови разлетались повсюду.